Время-не-ждет - Страница 99

Перебравшись через ручей, они по каменистой коровьей тропе перевалили через невысокую гряду, поросшую мансанитой, и оказались в новой узкой долине, где тоже протекал ручеек, окаймленный цветами.

— Голову даю на отсечение, что мы сейчас вспугнем перепелку, — сказал Харниш.

И не успел он договорить, как послышался отрывистый, испуганный крик перепелов, вспорхнувших из-под носа Волка; весь выводок бросился врассыпную и, словно по волшебству, мгновенно скрылся из глаз.

Харниш показал Дид ястребиное гнездо, которое он нашел в расколотом молнией стволе секвойи; а она увидела гнездо лесной крысы, не замеченное им. Потом они поехали дорогой, по которой когда-то вывозили дрова, пересекли вырубку в двенадцать акров, где на красноватой вулканической почве рос виноград. И опять они ехали коровьей тропой, опять углублялись в лесную чащу и пересекали цветущие поляны и наконец, в последний раз спустившись под гору, очутились на краю большого каньона, где стоял фермерский домик, который они увидели только тогда, когда оказались в двух шагах от него.

Пока Харниш привязывал лошадей, Дид стояла на широкой веранде, тянувшейся вдоль всего фасада. Такой тишины она еще не знала. Это была сухая, жаркая, недвижная тишь калифорнийского дня. Весь мир казался погруженным в дремоту. Откуда-то доносилось сонное воркованье голубей. Волк, всласть напившийся из всех ручьев, попадавшихся по дороге, с блаженным вздохом улегся в прохладной тени веранды. Дид услышала приближающиеся шаги Харниша, и у нее пресеклось дыхание. Он взял ее за руку; поворачивая дверную ручку, он почувствовал, что она медлит, словно не решаясь войти. Тогда он обнял ее, дверь распахнулась, и они вместе переступили порог.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Многие люди, родившиеся и выросшие в городе, бежали от городской жизни и, живя среди природы, находили свое счастье. Однако, прежде чем достигнуть этого счастья, они испытывали немало жестоких разочарований. Не то Харниш и Дид. Оба они родились в сельской глуши, и суровая, подчас нелегкая простота сельской жизни была им хорошо знакома. Они чувствовали себя, словно странники, после долгих скитаний наконец возвратившиеся домой. Для них близость к природе не таила в себе никаких неожиданностей, она только приносила радость воспоминаний. Все то, что избалованным людям показалось бы грязным и низменным, представлялось им естественным и благотворным. Общение с природой не явилось для них чуждым, неизведанным делом. Поэтому они редко ошибались. Они уже прошли эту науку и теперь с радостью восстанавливали в памяти позабытые знания.

И еще они поняли, что тот, кому жизнь щедро расточала свои дары, легче довольствуется малым, чем тот, кто всегда был ею обделен. Не то чтобы Харниш и Дид чувствовали себя обделенными, но они научились находить большую радость и более глубокое удовлетворение в малом. Харниш, изведавший азарт в его самых грандиозных и фантастических проявлениях, убедился, что здесь, на склонах горы Сонома, продолжается все та же игра. И здесь, как всюду, человек должен трудиться, бороться против враждебных сил, преодолевать препятствия. Когда он, ради опыта, вывел нескольких голубей на продажу, он заметил, что с таким же увлечением пускает в оборот птенцов, как раньше — миллионы. Успех в малом — все равно успех, а само дело представлялось ему более разумным и более согласным со здравым смыслом.

Одичавшая домашняя кошка, добирающаяся до его голубей, была в своем роде не меньшей угрозой, чем финансист Чарльз Клинкнер, пытавшийся ограбить его на несколько миллионов. А ястребы, ласки и еноты — чем не Даусеты, Леттоны и Гугенхаммеры, напавшие на него из-за угла? С буйной растительностью, которая, словно волны прибоя, подступала к границам всех его просек и вырубок и зачастую в одну неделю затопляла их, тоже приходилось вести ожесточенную войну. Огород, разбитый на защищенной горами площадке, доставлял Харнишу много забот, так как давал меньше овощей, чем сулила жирная почва; и когда он догадался проложить черепичный желоб и добился успеха, огород стал для него источником постоянной радости. Каждый раз, как он там работал и его лопата легко входила в рыхлую, податливую землю, он с удовольствием вспоминал, что этим он обязан самому себе.

Много трудов стоил ему водопровод. Для того чтобы купить трубы, он решил расстаться с половиной своих уздечек, — на счастье, нашелся покупатель. Прокладывал он трубы сам, хотя не раз приходилось звать на помощь Дид, чтобы она придержала гаечный ключ. И когда наконец вода была подведена к ванне и раковинам, Харниш налюбоваться не мог на дело рук своих. В первый же вечер Дид, хватившись мужа, нашла его с лампой в руке, погруженным в созерцание. Он с нежностью проводил ладонью по гладким деревянным краям ванны и громко смеялся. Уличенный в тайной похвальбе собственной доблестью, он покраснел, как мальчишка.

Прокладка водопроводных труб и столярничание навели Харниша на мысль завести маленькую мастерскую, и он стал исподволь, со вкусом, подбирать себе инструменты. Привыкнув в бытность свою миллионером безотлагательно покупать все, чего бы он ни пожелал, он теперь понял, как радостно приобретать желаемое ценой жесткой бережливости и долготерпения. Три месяца он выжидал, пока наконец решился на такое мотовство, как покупка автоматической отвертки. Это маленькое чудо техники приводило Харниша в неописуемый восторг, и, заметив это, Дид тут же приняла великое решение. Полгода она копила деньги, которые выручала с продажи яиц, — эти деньги, по уговору, принадлежали лично ей, — и в день рождения мужа подарила ему токарный станок необыкновенно простой конструкции, но со множеством разнообразнейших приспособлений. И она так же чистосердечно восторгалась станком, как он восторгался первым жеребенком Маб, составлявшим личную собственность Дид.